НЕРЕАЛЬНОСТЬ. ЗАЛЫ ВСТРЕЧНОГО ВЕТРА
Залы встречного ветра были в каждом районе города. Первый раз Оп побывал в таком в начальной школе. Он тогда ничего особенного не понял, просто запомнил, что чем быстрее он начинал идти, тем сильнее дул встречный ветер, сопротивляться которому было очень трудно.
Второй раз он оказался в таком зале в возрасте 24 лет. Он устраивался на работу, где обязательно требовалось пройти испытание встречным ветром. К тому времени он понимал, для того чтобы преодолеть сопротивление среды и дойти до конца зала, требуется недюжинная воля. Ему тогда почти удалось пройти испытание. Но на последних 500 метрах, когда он резко рванул вперёд, его опрокинул ураган и отшвырнул к самому началу зала. На ту работу его не взяли, и он тогда решил, что главная его проблема — недостаточность силы.
А сейчас он пришёл в этот зал сам. И вот почему.
Месяц назад он случайно разбил хрустальное яйцо, стоявшее в Овальном зале городской библиотеки. Яйцо это было единственным образчиком утерянного искусства и потому ценилось выше, чем если бы было золотым. По счастливому, как тогда думал Оп, случаю рядом никого не оказалось. И вместо того, чтобы открыто признаться, он тихонько собрал осколки в свою сумку и сбежал с места нечаянного преступления. Это малодушие дорого ему стоило. Обнаружив пропажу, все решили, что яйцо украдено, было начато расследование. И хотя Опа никто и не думал подозревать, оказалось, что в тот день его выбегающим из библиотеки видел Бо, и сейчас собирался пойти в полицию, чтобы дать свидетельские показания. Оп чувствовал себя словно мышь, оказавшаяся в капкане. Паника, слабость в ногах — снова мечущийся в поисках решения ум.
«Слабак, я слабак и трус», — бесконечно повторял про себя Оп. — Я должен быть сильным, я должен что-то сделать.
И вот, незаметно для себя он оказался в зале встречного ветра. Оп слабо понимал, зачем он сюда пришёл. Если бы кто-то спросил его, наверное, он бы ответил что-то про «преодоление себя и воспитание силы характера».
Медленно он начал двигаться. Первый робкий поток воздуха коснулся его лица. Оп ускорил шаг — и воздух уплотнился, загудел. Ещё быстрее — и навстречу хлестнули первые шквалистые порывы. Оп удвоил напор. Перед ним сначала возникла воздушная стена, а потом ветер начал закручиваться и рывками выбивать пол из-под ног. Оп напрягся из последних сил. Тщетно! Его подкинуло и понесло к самому началу зала. Ярость, гнев на себя и бессилие – вот что почувствовал Оп. Он даже закричал, а потом все померкло. Очнулся Оп минут через пять. Кровь тёплой струйкой стекала по щеке. Удар был сильным, голова страшно раскалывалась. Пошатываясь, он снова встал на ноги. Тело качало. Дыхание выворачивало наизнанку. Шаг, другой, третий, рывок и снова его отбросило. Опа вырвало. Опустившись на колени, он заплакал. «Возможно, кто-то и мог бы дойти до конца, но тебе это никогда не удастся, ведь ты трус, слабак, тряпка.» — обвиняющий голос в уме звучал жёстко и беспощадно. Время текло вязко и противно. Всё казалось бессмысленным. «Ну уж нет, — подумал Оп, — я найду способ добраться». Он снова поднялся.
« Ладно, — подумал Оп. — Начну с медленного движения, буду добавлять скорость по чуть-чуть » . Снова бесполезно! Встречный ветер становился плотнее, как только темп нарастал. Надо замедляться? Оп попробовал. Воздушное давление ослабело. Ещё раз ускорился, сопротивление снова возросло. «Вот оно — понял Оп — надо просто идти медленно. Он попробовал. Поначалу всё шло хорошо. Но потом ветер снова начал усиливаться. «ЧТО? ЧТО ТЕПЕРЬ НЕ ТАК? Я ИДУ МЕДЛЕННО, ОТКУДА ВЕТЕР?» Оп закричал внутри. Свет померк, сильный порыв вздёрнул его под потолок, а потом наступила тьма. …
Сколько времени прошло до того, как Оп очнулся, он не знал. Окон в зале не было. Звуки снаружи не проникали. Спина ныла от боли. Глаза еле различали дверь на той стороне. Внутри него воцарилось равнодушие. Час или два он сидел в таком состоянии. Он больше не хотел ничему сопротивляться. Яйцо было разбито, он был виновником, прятаться больше нет ни сил ни желания. Это открытие так поразило Опа, так расслабило, что он даже не заметил, как поднялся и тихонько побрёл вперёд. Внутри больше не было надрыва - просто спокойствие. Через час он добрёл до конца зала, толкнул тяжёлую дубовую дверь и вышел на улицу.
Наконец, всё закончилось, Оп отправился в полицию.
ПРОБУЖДЕНИЕ В РЕАЛЬНОСТИ. ГЛАВА 1.
Ола открыл глаза в реальном мире. Хотя что считать реальным — большой вопрос. С одной стороны, внешне два мира были совсем не похожи друг на друга. С другой стороны, его ощущения внутри — такие острые и глубокие — в обоих реальностях словно бы имели единую основу. Ола попробовал погрузиться в эти ощущения глубже. Замелькали картинки. Тот зал встречного ветра, который он штурмовал в иной реальности, будучи Опом, не поддавался ни наскоку, ни волевому надрыву, ни слезам. Катарсис, пережитый только что там, неясными пока ещё очертаниями вибрировал и здесь.
Ола вот уж скоро как шесть лет сознательно двигался наверх. Ключевое слово — «сознательно», потому что сквозь первые три этажа его буквально протащили за шкирку; с четвёртого по шестой он был включён чуть больше, но в полной мере осознавать что-то начал, лишь будучи на седьмом этаже.
К слову об этажах в этом реальном мире. Сколько их в действительности, никто не знал. Вернее так: были люди, утверждавшие, что их ровно семь, и были те, кто говорил, — этажей неисчислимое количество, просто обыватели этого знать не могут, да и не должны. Ола теперь относился ко вторым.
Первые семь этажей, о которых рассказывали учебники, он прошёл за сорок восемь лет своей жизни, оставив позади многих своих друзей и родных. Нет, он не бросил их. Просто пошёл дальше. Им было хорошо там, где они остановились и обосновались, а ему хотелось большего. Поэтому он шагал. Правила его мира позволяли тем, кто выше, спускаться по желанию на любой этаж ниже когда угодно. И потому он регулярно навещал тех, с кем сохранялась сердечная связь. Спускался по ступеням на несколько часов, чтобы побыть рядом, а потом возвращался к себе на этаж номер семь — последний согласно общепринятой доктрине. И он таковым не был.
Откуда Ола это узнал?
Пять лет назад, когда он ещё жил на шестом этаже, он встретил своего Мастера. Этот человек спустился в мир, знакомый и понятный Олу, откуда-то сверху и был настолько отличен от всех, кого Ола когда-либо видел, что многие, смотрящие себе под ноги, его попросту не заметили. Но Ола часто смотрел наверх, и потому его увидел. А увидев и подойдя поближе, чтобы послушать, быстро уловил возможность подняться с его помощью выше. Знания, что принёс с собой тогда Мастер, были волнующими и будоражащими его воображение. Но поначалу Ола думал лишь о седьмом этаже, даже не предполагая, что есть иное, более высокое измерение бытия. И уж тем более ничего не загадывая. И вот теперь, будучи на седьмом, он уже знал: другие этажи есть. На восьмом он даже мог иногда бывать. Пока как гость и только с Мастером. Хотя тот и приходил с гораздо более высокого уровня, поднять Ола, как и большинство своих учеников, он мог лишь на восьмой. А о других мог только рассказывать, пытаясь объяснить, как всё устроено выше, и научить их необходимым навыкам.
Штука была в том, что слов, понятных для тех, кто был этажами ниже, вроде бы и было достаточно, чтобы описать иную реальность и правила, там существующие, и многие из них выглядели понятными и привлекательными, — поэтому ученики и стремились выше, но опыта реального не было. А потому попасть туда без Мастера никто не мог, как и задержаться там больше чем на несколько часов. И этого было явно недостаточно для того, чтобы изучить даже один процент от возможностей, существовавших на новом уровне.
Да, в его реальном мире этажи были огромными. Многие десятилетия требовались на то, чтобы разобраться в правилах каждой ступени и научиться извлекать из этих знаний пользу для себя. Конечно, кто-то мог понять необходимое чуть быстрее, кто-то чуть медленнее — влияние способностей человека никто не отменял. Но в среднем бытовало правило десяти тысяч часов, из которого следовало, что даже если человек восемь часов каждый день будет отдавать изучению своего уровня, обладание полнотой знания его возможностей будет доступно не ранее чем через три с половиной года. Вычтите из этих восьми часов выходные, обеды, отпуска — и вот вам уже потребуется лет пять и побольше. Добавьте сюда отсутствие желания к изучению какой-то сложной или не слишком приятной темы или, допустим, углубление в некую частность — и вы останетесь на этаже лет эдак на десять-двадцать. А уж когда вас увлекут всевозможные удовольствия, разнообразие которых растёт от этажа к этажу, и вам захочется их все перепробовать или повторять раз за разом какое-то одно, полюбившееся, или если вы из числа тех, кто предпочитает стабильность переменам, — вы останетесь на своём уровне навсегда.
Параллель с тем другим миром напрашивалась сама собой. Залы встречного ветра были обязательны к знакомству в начальной школе или как испытание перед получением особо значимой работы, в остальных случаях — посещение их было делом добровольным. Хочешь — испытай себя — узнай, пойми про себя что-то новое, а нет — так никто уговаривать не станет. Очень похоже на то, как осуществлялся переход с этажа на этаж в этом мире. Желаешь — идёшь, нет — удовлетворяешься тем, что есть. Но самое интересное, над чем сейчас размышлял Ола, заключалось в том катарсисе, который пережил Оп в том мире, и тем, что происходит с ним здесь.
Задача, которую Ола себе поставил пару недель назад, заключалась в том, чтобы помнить себя всегда. Помнить — значит присутствовать в моменте: без потери физических ощущений, ясно видя текущие в уме мысли, чувствуя окружающее пространство. Поставил после очередной встречи с Мастером, когда понял — для окончательного перехода на восьмой этаж без этого навыка ничего не выйдет. Как это ощущается, Ола хорошо понимал. Пять лет по чуть-чуть он тренировал присутствие и даже, как он думал раньше, достиг в этом существенного успеха — мог перейти в такой режим быстро, когда это было нужно, и даже удерживать его какое-то время. Но после встречи с Мастером он понял — нужно находиться в нём всегда, и это было крайне сложной для Ола задачей. Тем не менее он решился — так сказать, вошёл в зал встречного ветра. И что же? Всего через неделю активной тренировки его отбросило в самое начало. Он ничего не мог. Он перестал хотеть помнить себя даже считанные минуты, не то чтобы постоянно. Что за ветер напрочь снёс данное себе пожелание? В какую невидимую глазу преграду он упёрся? Ола злился на себя. Обзывал себя внутри слабаком и изо всех сил пытался напрягать волю — но она словно бы обмякла и растеклась бесформенным пятном вокруг него. Разве это не похоже на ту попытку Опа взять штурмом зал? Разве не та же палитра чувств — от злости до усталости, разочарования и слёз — бушевала внутри него попеременно? И что? Надо просто расслабиться? А как это можно сделать? Если помнить себя — значит прилагать усилия? Безусильные усилия? Ха, ха, ха, — Ола почти рассмеялся бы, если бы ему не помешало воспоминание о той усталости, которая накопилась у него от постоянного преодоления собственной привычки жить словно во сне: что-то помнишь и осознаёшь, а что-то происходит автоматически, и это так удобно. «Господи! — взмолился Ола. — Я не понимаю. Помоги мне увидеть. Помоги преодолеть это долбанное сопротивление внутри, так похожее на нарастающий ветер в зале встречного ветра».
Ответа не последовало.
Прошло несколько дней. В течение этого периода Ола жил во многом на автомате. В четверг вечером должна была состояться групповая встреча учеников Мастера. Ола не слишком хотел на неё идти, потому что состояние было так себе. Все попытки пресекать возникающие в уме самоосуждающие мысли хотя и привели к их некоторому сокращению, по крайней мере, режущей остроты уже не было, фоновое недовольство собой всё же сохранялось. И это было самое нелюбимое его состояние. Даже кризис был лучше. Потому что в нём он собирался в точку и действовал. В этом же аморфном режиме неудовлетворённости делать ничего не хотелось. Тем не менее Ола на встречу пришёл и, слушая слова Кета о предстоящей практике бесконтрольности ума, вяло настраивался на её выполнение.
«Поднимите перед мысленным экраном ту ситуацию, где вы больше всего себя контролируете», — Кет начал работу с хорошо знакомых слов.
Да нигде, — отозвался в голове Олы автоматический ответ. Но сознание уже услужливо подсунуло картинку, она выплыла сама собой. Ола за рулём, движется по маршруту с работы до дома. Ум напряжён — тужится изо всех сил, чтобы помнить себя и при этом вылетает. Ох уж!
«Смотрите на неё », — продолжал Кет. — «Что за идея, о том что всё должно быть предсказуемым, что нужно держать ситуацию под контролем, живёт сейчас в вас? Есть ли внутри страх, что всё пойдёт не так из-за утраты контроля? Осознайте свои напряжения в теле, уме. Созерцайте свои поведенческие шаблоны, связанные с проявлением контроля».
Ола внутренне отвечал: «Да, я вижу, как пытаюсь контролировать волевое усилие и направленное внимание. Вижу мысли, оценивающие качество. Эта часть моего ума — “радикальный Ола”, считающий либо всё, либо ничего. Я его хорошо знаю — это он - мой главный мучитель».
«Начинаем читать зикр “Стирающий” с акцентом на смысл, что Господь стирает структуры контроля в вашем уме и теле », — продолжал Кет.
Ола повторял: «Стирающий», «Стирающий», «Стирающий»…
«Сидим в ощущениях» , — голос Кета звучал где-то снаружи.
«С ощущениями сегодня не богато.— Отзывалось у Олы внутри — Чувствую, не до конца расслабился. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
– Фу! Вроде отпускает. Внутренний ландшафт точно меняется. Может это моя собственная зацикленность на идеальном результате помеха? Может из-за неё я соскальзываю в контроль? Да, похоже на правду.
«Бесконтрольный. Бесконтрольный. Бесконтрольный…» - Кет перешел к чтению следующего зикра.
«Бесконтрольный. Бесконтрольный. Бесконтрольный» - Ола повторял одно из имён Бога и одновременно позволял себе ощутить это состояние. Зикр мог длиться пять-десять-двадцать минут. Когда внутреннего согласия на его чтения не было, время тянулось бесконечно медленно и ум все время сворачивал на свои мысли. Но в этот день Ола ни разу даже не вспомнил о времени. Он читал зикр мерно раскачиваясь, ощущая движение мышц спины, полностью осознавая имя Его, открываясь входящему сверху потоку.
«Делаем три глубоких вдоха и выдоха и сидим в ощущениях» - Кет еще договаривал последние слова, а Ола уже откинулся на спинку кресла и полностью отдался приятно давящему и где-то щекочущему ощущению входящего в его открытый седьмой центр потоку. И в этот самый момент Олу словно пронзило осознание.
Тот самый «радикальный Ола» этот его неистовый надсмотрщик, который обычно стоял у него за спиной и хлестал его жезлом за каждую потерянную секунду присутствия, куда-то исчез. Сейчас не нужно было отчитываться перед этим внутренним тираном за качество своего присутствия и от этого было так легко и хорошо, что не требовалось никакого волевого не то чтобы надрыва, а даже малейшего усилия, чтобы осознавать себя.
От этой картины у Ола перехватило дыхание. Слова возникли сами собой в его голове: «Я устал не от практикования осознанности — я устал отчитываться перед этим внутренним деспотом. Он — мой встречный ветер. Он — причина возникшей апатии и обесточенности. И я отказываюсь от него»
Чувство благодарности Богу за помощь проявилось нежным теплом в сердце и разлилось по всему телу. Последний зикр практики «Расслабляющий» Ола читал с блаженной улыбкой на лице. Ола был в состоянии присутствия, ощущая спокойную радость. Безусильное усилие наконец стало понятным!
